Не догоняй давно ушедший поезд. Рассказы - Ольга Трушкова

Чтобы Стёпка поскорее выздоровел, баба Катя принесла ему банку малинового варенья и похвалила маму за то, что та, наконец-то, взялась за ум.

В субботу, как обычно, пришёл папа Коля. От него по-прежнему пахло тем же грязно-серым цветом, он просил маму простить старые обиды и что-то там начать сначала. Но мама не согласилась. И впервые к Стёпке пришла мысль: «А, может, ну их, этих пап? Разве им плохо вдвоём?»

Хотя, если честно признаться, этого папу ему тоже было очень жалко.

В воскресенье мама разрешила Стёпке выходить во двор и он тут же, взяв все свои рисунки, сломя голову помчался к Тимке.

Дядя Олег опять долго и очень внимательно рассматривал их, потом попросил оставить на несколько дней. Да хоть насовсем! Стёпке не жалко. Таких-то картинок он сколько угодно нарисует. А вот как нарисовать ту, единственную, увидев которую, люди сразу станут добрыми? Они перестанут говорить гадости друг другу и пить вино с пивом, а папы не будут у мам требовать денег и считать им рёбра.

У маленького Стёпки была большая мечта: он хотел нарисовать Радость. Только мальчик не знал, как это сделать.

Через три дня дядя Олег сам пришёл к ним домой. С ним был Тимка и незнакомый дяденька, которого они называли Михаилом Кирилловичем. Михаил Кириллович сначала поговорил со Стёпкой, просмотрел те рисунки, которые тот нарисовал за эти три дня, подарил настоящие акварельные краски и большой альбом с гладкими листами. Потом дядя Олег и Михаил Кириллович о чём-то долго разговаривали с мамой. Стёпка не слышал, о чём, потому что учил Тимку играть шашками «в Чапая».

Михаил Кириллович стал частым гостем в их доме. Он приносил с собой рамку, на которую была натянута белая простыня, много разных кисточек, красок и подолгу что-то рисовал, однако смотреть никому не разрешал. Но если Стёпке была дарована полная свобода, то маме было строго наказано сидеть на одном месте. Это, наверное, чтобы она не подглядывала. Стёпка-то подглядывать не будет, он мужчина. А женщины, они же любопытные.

Через несколько дней Михаил Кириллович показал то, что нарисовал. Стёпка ахнул – на него с простыни смотрела живая мама!

– Вот бы мне научиться рисовать такие картинки! – восхищённо прошептал мальчик.

Михаил Кириллович ласково потрепал его по щеке.

– Ну, вот, Степан, с этого мы и начнём наш с тобой первый урок. Запомни: это не картинка. Это портрет. А портреты не рисуют. Их пишут. Причём, не кистью – сердцем.

Молодой художник куском мягкой ткани тщательно протёр кисть, положил её в футляр и отошёл от мольберта. Вот и всё. Конец долгой работы. Сделан последний мазок. Он вымыл руки и набрал по мобильнику номер.

– Тимка, привет! Ты можешь ко мне приехать? Да. Что? Прямо сейчас? Всё, жду.

Через час в мастерскую молодого художника вошёл высокий рыжеволосый мужчина лет тридцати с небольшим.

– Давай, показывай свои шедевры.

Художник снял покрывало с первой картины.

– Ба! Да это же наше детство! Вот песочница. Мы с тобой пишем слово МАМА. Лавочка. Тополь весь в пуху. Слушай, ты же должен помнить, как я в детстве страдал от аллергии на него? Так вот, у меня даже сейчас в носу засвербило при виде этого тополя.

На второй картине был изображён Знаменский собор. Казалось, что колокола, сияя позолотой в лучах восходящего солнца, издавали мелодичный звон, который плыл и плыл над старым сибирским городом. Здесь было столько света, что меркло всё, мешающее людям жить. Здесь исчезало фарисейство и очищалась душа от всякой скверны.

Тимка ахнул от восторга.

– Стёпка! Это же надо! Ты всё-таки нарисовал свою Радость! Талант, брат, талант!

Друзья помолчали. Потом художник тихо произнёс:

– Первую картину я подарю тебе и твоим родителям, а вторую – моему настоящему отцу, Михаилу Кирилловичу. Ведь именно он стал моей путеводной звездой. Картину я назвал «Отрешение от суеты сует».

– А тебе не жалко дарить свою Радость? Ведь столько лет рисовал!

– Эх, ты, технарь! Радость ведь для того и существует, чтобы её кому-то дарили.

Художник улыбнулся, но тут же стал серьёзным.

– И запомни, Тимка: картины не рисуют, картины пишут. Причём, не кистью – сердцем.

Максимка

Максимка будет послушным мальчиком, он вырастет хорошим человеком, только вы, взрослые, помогите ему стать таким… Пожалуйста…

Моему горячо любимому внуку посвящаю…

Максимка богат роднёй. У него есть мама, папа и целых три бабушки: две городские и одна деревенская. Бабушка Люся – самая старшая. Она не только Максимкина бабушка, но ещё и мамина. Бабушка Наташа – это только его бабушка, потому что она – мамина мама. Деревенскую бабушку, которая мама папы, можно просто называть бабулей. А если назвать баболей, то это будет сразу и чин её, и её имя.

Ещё у него есть тётя Наташа, папина сестра, и дядя Паша, муж тёти Наташи. К ним Максимку возят в гости. Правда, редко. Тётя Наташа и дядя Паша хоть и живут в том же городе, что и Максимка, но далеко.

Кроме уже перечисленных родственников, есть ещё одна тётя Наташа, девочка Настя и ещё одна бабушка. Её зовут Галя. Бабушка Галя – это мама дяди Паши и второй тёти. Она добрая-предобрая! Такая же, как те, о которых Максимка вам уже рассказал. Бабушка Галя разрешает Максимке брать Настины игрушки, ходить в кухню, открывать холодильник и кормить Перса колбасой. Перс – это кот. Он очень важный, большой, весь белый и пушистый. Только вот колбасу Перс не ест и наотрез отказывается играть в догонялки. Жалко, конечно. Папа сказал, что Перс заелся, стал ленивым и воротит нос от своих кормильцев. Максимка сразу догадался: если кто заестся, то потом становится ленивым, очень важным и не обращает внимания на тех, кто его кормит. Он, Максимка, никогда не станет таким, как Перс, потому что это очень плохо. Это называется быть неблагодарным.

Максимка невероятно счастливый, потому что все его очень любят. Правда, по-разному. Мама с папой любят строго, а бабушки – нежно и всепрощающе, поэтому возникают какие-то разногласия. Максимка не понимает, почему? Они же все хотят одного и того же, а именно: чтобы он рос хорошим, послушным мальчиком? Но хотят почему-то тоже по-разному. Максимка будет хорошим и послушным, только пусть взрослые помогут ему стать таким.

Деревенская бабушка отменила памперсы. Правильно. Максимке они тоже уже надоели. Папа садит его на горшок. Это Максимке не нравится. Нет, горшок-то ему как раз нравится и даже очень. Его можно надевать на голову или затолкать в него котёнка Бабая. Но сидеть на горшке – это уже слишком!

Максимка встал и пошёл искать Бабая, чтобы посадить вместо себя. Папе такая замена не понравилась, и он начал сердиться. А разве Максимка виноват, что сразу не понял, для чего его посадили на горшок?

Городские бабушки тоже сердятся. На папу. Им не нравится его строгость. Деревенская бабуля ни на кого не сердилась, она только посоветовала папе чередовать какой-то кнут с пряником, не горячиться и находить общие точки соприкосновения с городским бабушками в воспитании, а не превращать ребёнка в яблоко раздора.

Максимка понял: чтобы взрослые под горячую руку не превратили его в яблоко, он должен сидеть на горшке. Ладно, он будет сидеть. Он даже сам станет снимать штанишки и садиться на него самостоятельно.

Максимка ведь тоже их всех любит. Он будет хорошим и послушным мальчиком. Он не хочет, чтобы они сердились друг на друга, и немного побаивается перспективы стать яблоком.

Но горшок – это одна проблема, есть ещё и другая – кухня, где так много всего интересного. Там можно открыть все тумбочки, рассыпать крупу или сахар, залезть на стул и включить воду в кране, покрутить ручки на газовой плите. Однако папа не разрешает Максимке делать этого и очень сердится, если Максимка ослушается. Городские бабушки опять сердятся на папу, а деревенская в сотый раз говорит о кнуте, прянике, о каких-то точках и об общем языке, который нужно найти.

Где же искать? Его нет ни в под кроватями, ни под столом, ни в домике Бабая, ни в лотке. Его нет даже в том большом горшке, который для взрослых стоит в туалете. Максимка уже проверил. И в пакете с гречкой искомый предмет обнаружен не был.

Папа опять сердился, что в кухне крупа рассыпана, и опять строго-настрого приказал: без взрослых туда не ходить! Городские бабушки опять сердились на папу, а деревенская опять говорила о языке, который нужно непременно найти.

Полуторагодовалый Максимка, несмотря на свой столь юный возраст, был невероятно смышлёным и пришёл к выводу: этот язык бабуля сама спрятала и никому не говорит, где. И ещё он понял, что в кухне можно играть тогда, когда папы нет дома. Ну, а если папа застанет его там или увидит рассыпанную на полу гречку или другую крупу, это не так уж и страшно – у Максимки ведь есть бабушки. Целых три!